Но до старости мне еще далеко, и пока я располагаю абсолютной любовью животного. А мой Незнакомец с площади Вогезов больше не живет как мужчина, хотя я не могу утверждать это наверняка. Однако мой оптимизм побуждает меня думать о том, что наши жизни однажды соединятся. Чтобы понять, как это может произойти, я попыталась влезть в его шкуру и даже набросала в «Твиттере» мужской профиль. Я описала себя как благородного, богатого, умного человека, живущего в элитном квартале и имеющего кашемировое пальто. Несмотря на кашемировое пальто, стали поступать отклики. Со мной (с ним) сразу все захотели дружить. Первый такой отклик отправила я сама, с чужого компьютера. Я не назвала своего настоящего имени, умолчала о семейном положении и тем более умолчала о Туа. Написала только – «Почему судьба должна была послать мне дурака, работающего по расписанию?» Моя затея была наживкой, на которую клюнули десятки претенденток. Я читала, рассматривала фотографии, находила подходящие внешние данные, отмечала приблизительную грамотность или живость посредственного ума, но не находила ничего, что могло бы сравниться со мной настоящей.
Но потом мне это надоело. Для начала надо было найти овечку, которая будет парой моему Туа. Брачный период у Туа может продлиться двенадцать с половиной лет и ни минутой больше, человеку в этом смысле повезло – биологические процессы у него протекают в другом темпе. Кстати, моя глубокая сосредоточенность перед монитором отвлекала меня от наблюдения за Туа, который сжевал провода компьютера и отравился. Я должна была приобрести новые провода, и, признаюсь, в тот день у меня не было сил, чтобы промыть Туа желудок.
Жизнь потихоньку текла, проблему с компьютером я решила, но пару для Туа так и не нашла. Однажды я вышла на площадь в выходные и увидела своего Незнакомца – такого не было никогда прежде, раньше он появлялся только по будним дням. Почему-то я сразу подумала, что у него депрессия, а потом булочница сказала мне, что у него умерла мать. Теперь он ходил чуть согнувшись, кости его позвоночника сжались от глубокой печали. И я, сочувствуя ему, представляла, как ласкаю его нервные окончания в основании волосков на груди, чтобы увидеть, как уходит боль, как разглаживаются морщинки на лице и распутывается клубок грустных мыслей, как он потихоньку расправляет плечи и начинает улыбаться. А затем в каком-то уголке моего мозга возникла мысль: я больше не хочу, чтобы он был один! Я представляла, как иду с ним вместе, и это дарило мне покой. Осознание, что место рядом с ним свободно, мучило меня. Я уже почти что физически ощущала, что ему недостает меня. Конечно, глупо предполагать, что Незнакомцу нужна именно я, поскольку мы с ним совсем не знакомы, но что-то мне подсказывало, что он нуждается во мне. Если во мне нуждается Туа, то и Незнакомцу я могу протянуть руку помощи. Он примет ее, и мы вместе перешагнем через бездну.
В моей квартире Туа все превратил в крошки. Когда ко мне приходили гости, у них должно было создаваться впечатление, что они попали в Помпеи, в жилище, чудом уцелевшее после извержения Везувия. Можно было лишь догадаться о том, что когда-то у меня была прекрасная деревянная мебель, о других предметах интерьера я и не говорю. Брыкаясь, Туа разбил вазы и заодно телевизор. Прыгая, сломал прочный, как мне казалось, каркас дивана. В день, когда я отправилась на новый фильм Клода Ланцмана, он пришел в ярость и умудрился сорвать шторы.
Оказалось, пять часов, проведенных в одиночестве, – это слишком много для барашка. На празднование бар-мицвы я развела во дворе костер, который привел Туа в ужас. Барашки боятся огня, как и лошади, как и собственники жилья, сидевшие в тот незабываемый вечер взаперти у себя дома. Кто-то из них даже позвонил в комиссариат полиции.
Так или иначе, я постоянно жила в экстатическом состоянии. Но меня это не смущало, на это я никогда не обращала внимания. Мое спокойствие не было нарушено и в то утро, когда Туа удалось проломить дверь в кухню, единственное место, пока что ему недоступное. Ошалев от восторга, он атаковал электроплиту. Мне не жаль, я все ем холодным, но разбитая плита нарушала первоначальную гармонию дизайна от Муассонье.
Играющие гормоны вызывали у Туа бессмысленные приступы ревности, когда ко мне в гости приходили мои друзья мужчины. Месье Жуффа барашек, видимо, считал своим политическим врагом. «Даже он не любит меня», – патетически шептал Эрик, доведенный до отчаяния. Он был готов перейти в иудаизм, чтобы я поверила, будто жена его покинула. Я в это время совершала молитву перед свечами, чтобы успокоить Туа. Поэтому и посоветовала ему стать анималистом, но выразила сомнение в том, что это поможет. Он, как всегда, бубнил и бубнил, что «хочет все бросить», а я убеждала его начать с того, чтобы покинуть мою квартиру.
Признаться, Туа меня уже начал доставать. И все-таки я никогда не сердилась на него из-за фантастической нежности, абсолютно лишенной лжи, которая нас объединяла. Иногда я думала, что после таких испытаний любые неприятности не могут причинить мне никакого вреда. Даже если моя совместная жизнь с Незнакомцем с площади Вогезов не заладится. Он ведь мог разбить вазы саксонского фарфора или сжевать обожаемые мною вещицы бренда «Бомпар». Да если б и мог, я бы на это просто наплевала.
Но однажды наши три жизни перевернулись. Вы, наверное, уже и сами заметили, что жизнь редко переворачивается в одиночку, не увлекая за собой другие. Все судьбы связаны в этом худшем из миров. Все держится на чудесной механике.
Был прекрасный день конца июля. Я пошла купить свечей, поскольку только свечи и еще какие-то пустяки моему Туа были не по вкусу, а значит, я могла спокойно делать запасы, в отличие от всего другого. Когда я огибала угол площади, меня обогнал Адриен на своем блестящем скутере. На своем жутком, трудно воспринимаемом языке он крикнул: