Семья Симон стала с жаром доказывать, что с барашком необходимы особые санитарные мероприятия во избежание каких-либо болезней.
– Каких именно? – спросила я, и они захлопали глазами.
Будучи хорошо осведомленной, я могла бы прочитать им лекцию об инфекционном дерматите у овец, но я не считаю необходимым информировать своих соседей больше, чем они смогут переварить: дерматит передается только посредством контактов. А что касается ящура или катара, я не представляю, где их может подцепить мой барашек.
Прервав молчание, мадам Симон высказала предположение, что барашек может съесть розы, растущие под их балконом. Мне трудно было не засмеяться, но я все-таки смогла. Я сказала, что барашки не любят розы. Они любят свежую или гранулированную высушенную траву, у них особый вкус. Мадам Симон снова захлопала глазами.
Никак не могу объяснить, почему на собраниях иногда разворачиваются целые словесные баталии, а иногда после моих ответов (всегда развернутых и взвешенных) повисает тишина. Но если уж быть объективной, баталии вспыхивают чаще, и в их ходе такое узнаешь… К примеру, однажды семья Симон сыпала и сыпала проклятиями, а потом, исчерпав аргументы, мадам Симон вдруг сказала, что этот дом – настоящий бордель и что они до сих пор жалеют, что у них не было средств для покупки дома в Сент-Максим и заодно квартиры в Лондоне, где мог бы жить месье Симон. Так, так, так… Внезапно я поняла, что у этой семьи проблема гораздо более серьезная, чем мой барашек, – у них проблема с любовью, и, в сущности, я об этом знала. Теперь пора вспомнить об их сыне.
Подсчитывая в уме, во сколько мне обошелся этот милый мальчик, я невольно начинаю думать: да как они вообще осмеливаются при мне использовать выражение «непредусмотренные издержки»? Если у кого и были непредусмотренные издержки, так это у меня. Три-четыре раза в месяц я одалживала пятьдесят евро их сыну Адриену.
Когда мы с ним познакомились, ему было четырнадцать лет и десять месяцев, и у меня возникла нежность к этому брошенному ребенку, бродяжничающему на площади Вогезов. Бродяжничающему? Можно иметь роскошные условия жизни и оставаться клошаром, хотя это слово давно уже вышло из употребления. Однажды ночью мне не спалось, и я подумала: бедный парень, он ни здесь, ни там. Как душа, которая вылетела из тела пребывающего в коме, да так и заблудилась в пространстве. Вернется ли? Потерянный в глазах благополучных людей, равнодушный ко всему… В это трудно поверить, но мальчишка в прямом смысле этого слова не знал, где живет, настолько он был задавлен. Однажды мне довелось обнаружить его во дворе со смартфоном последней модели. Экран высвечивал «гугловскую» карту, а механический голос бубнил: «Объект находится перед вами». Когда я положила руку ему на плечо, он подскочил от страха, как ребенок, которого ударили. Глаза у него были красные, как у кролика, зрачки расширены. «Это я, – шепнула я ему, – соседка». Но он так и стоял в ступоре. Несчастный, забитый ребенок, ребенок, которого никто никогда не обнимал, не погладил по головке. Такое бывает, я знаю, и хуже всего, когда такое бывает с мальчиками, у которых быстро грубеет кожа. Девочки тоже бывают забитыми и ненужными, но им легче. Когда трудности подросткового возраста остаются позади, девочки, уже девушки, как-то приспосабливаются. Им не так трудно жить в одиночестве, в собственном мире. Природа позаботилась о том, чтобы они научились сбрасывать старую кожу. Когда наступает период материнства, они окунаются в реальную жизнь. И тут уж не до эго, не до своих обид и комплексов, надо просто жить и все. Мужчины так не могут. Что ж, это их проблемы.
Но Адриен… Адриен как-то рассказал мне, что родители не целовали его никогда – ни утром, ни перед сном. Вы можете представить жизнь без утренних и вечерних поцелуев? Я – не могу. Я живу одна, но, например, по утрам целую себе кончики пальцев или, глядя на себя в зеркало, массирую губы кончиком языка, чтобы не потерять вкус к жизни.
Я – взрослая. Я почти на тридцать лет старше Адриена. Но мы понимаем друг друга. Мостик был проложен в тот день, когда шел проливной дождь, которого все ждали, как прихода мессии. А Адриен в тот день потерял свои ключи. Ему и в голову не пришло укрыться от дождя, настолько он был безразличен к происходящему вокруг.
– В котором часу возвращаются твои родители? – спросила я.
– Не знаю.
– А в котором часу они обычно возвращаются?
– Не знаю.
– Позволь тебе не поверить, что ты не знаешь. Иногда я видела, как вы вместе обедаете!
– А, да… Но это зависит от того, находится ли в отъезде мой отец и есть ли у мамы клиенты. Обычно там бывает Сильвия, домработница, но я не знаю, пришла ли она сегодня…
Из-за того, что он обкурился, его память ему решительно отказывала.
– Хочешь пойти ко мне и выпить шоколаду? – спросила я.
– Я не имею права.
– А схватить грипп ты имеешь право?
Это заставило его рассмеяться, что уже было хорошо. Потом он снова погрузился в себя.
Уже валяясь на диване в моей квартире, он сказал, что пил шоколад «супердавно», когда еще пешком под стол ходил. Его возмужание началось и продолжилось без шоколада. Мы не стали нарушать традицию и выпили пиво. Пиво! – подпрыгнут ханжи. Я вас умоляю, не стоит устраивать сцену из-за полбутылки пива, предложенной несовершеннолетнему, который к тому моменту выкурил уже гектары марихуаны.
«Не имеешь права?» – это было предметом моего первого урока, который я ему преподнесла. В конце концов, он ребенок, а детей кто-то должен учить. Я объяснила, что право – это не запреты без всяких на то причин, а разумные, общие для всех правила, принятые для того, чтобы облегчить жизнь. Соблюдение правил позволяет выиграть время, которое можно потратить на себя. Правда, бывает и так, что правила соблюдать не надо. Более того, иногда надо поступать вопреки правилам, если того требует ситуация. Когда события развиваются вопреки здравому смыслу, то правилам надо этот самый здравый смысл и предпочитать, что позволит избежать многих трагедий.