Барашек с площади Вогезов - Страница 9

Что касается секса, то он был безупречен. Эрик ложился рядом со мной, я перебирала его волосы, и он начинал рассказывать о вас. Только хорошее, мадам, только хорошее… Думаю, он никогда бы не осмелился предложить вам обсудить мою персону, да еще в постели, но я охотно согласилась на эту ношу, и знаете почему? Прежде всего, чтобы облегчить жизнь вам, но еще и потому, что ваш муж – один из лучших любовников, с какими я имела дело. Также надо сказать, что я признательна вам, так как, с присущей вам чуткостью, вы не спешили нарушать нашу идиллию.

По мере того как с течением месяцев возрастало наше с Эриком счастье, вы тоже становились все счастливее. Вас баловали, вам не мешали засыпать, и, естественно, на исходе восемнадцати лет брака это последнее было вам особенно дорого. Я нисколько не обижаюсь – наоборот, мне нравится такое распределение ролей: я познаю новизну, а вы получаете мир и спокойствие. И, признаться, я не видела и не вижу никаких особых причин нарушать это равновесие. Повторяю – никаких. Правда, иногда я ловлю себя на мысли, что хочу погрузить руки в корзину с бельем, источающим аромат одеколона „Куро”, смешанный с запахом пота. Это запах сводит меня с ума, но кроме этого я не хуже вас знала и знаю, что бы он хотел поесть сегодня вечером, и это несмотря на то, что вы его уже покормили.

Вы покормили… Сколько раз я видела, как вы возвращаетесь домой с коробками и фирменными пакетами в руках. И ни разу – с пакетами из ближайшего супермаркета. Без сомнения, я восхищена вашим вкусом и ловлю себя на том, что мне бы тоже было приятней делать покупки для себя. В супермаркет или на рынок вы посылаете помощницу по хозяйству, чтобы та купила грушу, от которой ваш супруг, если верить кулинарным журналам, должен быть таким нежным… Вот почему он ел у меня с таким удовольствием!

Но то, что я кормила вашего мужа, не самое главное. Интимность, распределенная на троих, – вот что удерживало нас всех в приятном расположении духа. Установившееся равновесие поддерживало и то, что ваш муж привык экономить слова, да и я не отличаюсь болтливостью. Мы никогда не затрагивали в своих беседах тем, которые давно уже стали дежурными у большинства пар. К примеру: „Что ты больше любишь, дорогой (дорогая), море или горы?” Или: „Жить с Богом или без Него?” По большому счету, я ничего не знаю о вашем муже, мадам, супружеская измена – это отнюдь не крепкий бульон, будьте уверены в этом сравнении. Наши отношения – это, скорее, отношения детей или… животных, что имеет некоторую связь с моей мечтой о белом, пушистом барашке, к которому я еще вернусь. А то, что ваш супруг дал мне номер своего мобильника, так мне бы его дал любой сосед – на всякий случай, мало ли что может произойти: пожар, внезапная болезнь или какая-нибудь авария. Но я никогда им не пользовалась, номером вашего мужа. Никогда. Ни разу. Могу вернуть обратно, хоть это и глупо звучит. Он сам звонил мне, начиная с половины пятого, если не был занят по работе. И, кстати, мадам, на работе он действительно иногда бывал занят, поэтому не лгал вам, возвращаясь домой после восьми часов вечера.

Как бы там ни было, мне кажется, что мы с вашим супругом обрели друг друга исключительно благодаря Богу, и Бог делал для нас все больше и больше, я даже устала протестовать против того хорошего, что обрушивается на мою голову.

И вот что я заметила, мадам. Чем больше времени проходило, тем больше времени у месье Жуффа освобождалось для меня, он становился все более разговорчивым, а его глаза блестели все ярче. Иногда они блестели от слез, которые скапливались в уголках его глаз, вы понимаете? Особенно после оргазма… Вы еще помните, мадам, что такое оргазм? В конце концов, это не важно, да…

Но однажды он все испортил, когда после восемнадцати месяцев абсолютного равновесия вдруг произнес фразу, которая немало меня озадачила: „Ты никогда не попросишь меня оставить ее?”

Попросить его об этом? Да я была за тысячу километров от мысли, что он вас покинет, мадам! То есть настолько далека, что моей первой реакцией был быстрый, как луч лазера, взгляд на его обнаженное тело. Что я могу попросить оставить? Часы, носки или его обручальное кольцо? Но нет, он был гол, как червяк. И мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять: да он же о вас говорит, о моей иконе, беззаботно порхающей по жизни, гордящейся своим шикарным со всех точек зрения супругом! Его дурацкое предположение резануло меня по сердцу. И здесь я бы хотела сократить свой рассказ, потому что у меня нет сил задерживаться на этом грустном моменте. Оставить вас – это было высказано спокойно, как и все остальное. А когда он увидел мою реакцию, когда убедился в том, что я вовсе не примеряю на себя роль мегеры-разлучницы, он просто грустно прошептал: «Ты не любишь меня». Я не стала возражать, так как не считала нужным задаваться вопросом «любишь – не любишь», когда мы так счастливы вместе. К тому же ничто не вечно под луною. Спросите меня, любила ли я вас, мадам, и я отвечу: да, любила, – но любить его? Что за вопрос! Смотрите, какая выстраивается цепочка: вы его любили до меня, он любил вас, так как же я могу желать, чтобы он покинул вас?

Но и на этом моральные терзания вашего супруга не закончились. Однажды он объявил мне на своем скупом языке, что он слишком страдает, чтобы долго быть счастливым. Со мной, мадам. Или с вами? Вы хотите, чтобы я повторила эту фразу? (Скорее всего, Фанни Ардан не захочет.) Я посмотрела на него как на безумного. Да как это так, мы обе – дьявольски сексуальные, способные подарить фантастический оргазм, способные пережить фантастический оргазм, здесь я говорю о себе, мадам, – а он, видите ли, „слишком страдает, чтобы долго быть счастливым”…