Барашек с площади Вогезов - Страница 22

Купить билет просто. Но у меня не было ни малейшей мысли о времени, когда лучше всего искать там животновода, а еще меньше – о времени, чтобы влюбиться.

Перед моим отъездом произошло забавное событие. Из окна я увидела резвящегося мальчишку. Я говорю о внебрачном ребенке матери-одиночки родом из Америки. Она очень редко выпускала его на улицу. Чрезвычайно бледный, он переступал на палочках-ногах, торчащих из непомерно больших «бермудов». Когда ему надо было повернуться, он поворачивался, как модель на подиуме, – я говорю это не как комплимент, а чтобы подчеркнуть неестественность его движения. Каждый раз, когда он собирался побегать, что естественно для шести лет, миссис Барт кричала: «Осторожно!»

– У него же нет болезни «стеклянных костей»! – крикнула я однажды в шутку, когда у меня было открыто окно.

Восприняв это в штыки, миссис Барт, уперев кулаки в свой лошадиный круп, громогласно заявила:

– Да что вы об этом знаете?

Будучи от природы восприимчивой, я съежилась. На самом деле это ужасная болезнь. Но, постоянно наблюдая за тем, как развивается ребенок, я отметила, что у него, скорее, деревянное тело, а не стеклянные кости: мать сделала из него Пиноккио с плохо сгибающимися суставами, из-за чего он не мог сам обслуживать себя. В тот же день у меня родилась теория пластилинового ребенка, не потому, что я считаю, что он гермафродит, а его мать плохо с ним обращается, а в том смысле, что «пластилиновый» ребенок меньше подвергается риску получить травмы, бегая во дворе или на спортивной площадке.

И вот, как раз перед моим отъездом, я увидела этого ребенка на нашей дворовой лужайке, вполне себе резвым и веселым. Я даже вышла на улицу, чтобы посмотреть на него поближе, не зная, что ему сказать (не говорить же ему о том, что я не могу ничего хорошего подумать о его матери, и не спрашивать же, где его отец). Я сказала ему, что скоро у нас будет барашек. Я сказала «у нас», но это не означало, что я его к этому готовлю. Это шутка. Но дети часто бывают грубы с животными, тогда как совершенно безразличны к собственному телу. По разным причинам. И вот из-за этого мальчугана, ничего не знающего о своем теле, я собиралась не спускать глаз с его матери, если она возьмет привычку неосторожно посылать его на улицу подышать загрязненным воздухом двора, когда там будет гулять мой барашек.

При слове «барашек» в глазах Пиноккио зажглось что-то похожее на свет, на лице появилась легкая улыбка, как будто деревяшка ожила, и я должна сказать… что я увидела в нем черты Эрика Жуффа, точнее увидела Эрика Жуффа… И у меня перехватило дыхание.

Я даже не знаю, что малыш сказал потом. Как женщина воспитанная, я должна была продолжить с ним беседу, но как ее продолжать после внезапного открытия, и я непроизвольно застыла. «Этого не может быть…» – подумала, зная, что в природе все возможно. Я не дошла даже до того, чтобы вычислить время вселения в наш дом семейства Жуффа и миссис Барт, ни чтобы порыться в своей памяти, особенно после незабываемого ответа миссис Барт на мой вопрос «Кто его отец?»: «Его отец – никто». Остыв немного, я подумала, а что, собственно, я хочу – чтобы у этого ребенка было лицо маленького привидения Каспера? По крайней мере хорошо, что он редко улыбается.

Но я, конечно, не остыла. Едва не падая, я вернулась к себе и легла на пол, желая наладить контакт с собственной жизнью. Для этого я сосредоточилась на всех точках контакта моей кожи с покрывающими ледяные плиты восточными ткаными коврами (ничего другого я не признаю). Постепенно ко мне пришла хронологическая уверенность, что миссис Барт вселилась в наш дом позже Эрика Жуффа, а на его горизонте появилась задолго до меня. Это открытие заставило меня задрожать, несмотря на отменное качество моих ковров. Однако мое тело не хотело умирать, и я услышала, как двор сотряс истерический пронзительный вопль «У-У-У-УУУУ-УУУУУ!», напомнивший мне крик английской гувернантки, увидевшей мышь, из старого английского фильма. Подбежав к окну (и восхищаясь собственной храбростью), я увидела миссис Барт, лупцующую Ванду. «Ничего себе, – сказала я себе. – Жизни многого б недоставало, если бы не такая выходка!»

Я снова вышла во двор, не имея в виду ничего плохого, – только помочь Ванде. Неужели можно видеть золотую рыбку, извивающуюся рядом с аквариумом, и быть настолько бессердечной, чтобы не бросить ее обратно?

Миссис Барт хлестала Ванду по щекам, на что я непроизвольно отреагировала репликой:

– А, вы тоже в курсе…

Но, увидев, что глаза Ванды, округлившись, почти вылезли из орбит, я прикусила язык и поправилась:

– Естественно, я шучу.

Моя любимая фраза, между прочим. Она позволяет мне говорить потрясающие вещи, которые мучили бы меня, если бы я промолчала, и к тому же отсекает соблазн пуститься в лишние дискуссии.

Чем меньше я говорю, тем лучше себя чувствую, и чем становлюсь старше, тем больше предпочитаю молчать, вместо того чтобы обмениваться бесполезной информацией. Помолчав день-два-три, я испытываю воодушевляющее желание встретить новых людей, возобновить старые знакомства, имея в виду то, что о прошлом, возможно, не все еще сказано, хотя основные биографические точки расставлены, настоящему дозволяется жить, а о будущем остается только догадываться. Мне плевать на каждодневные будни, я во всем согласна с собой, и если мне может причинять некоторые страдания жизнь других людей, то с того момента, когда я понимаю, что они никогда не соприкоснутся со мной, я им позволяю катиться куда подальше.

И так как я не сторонница исследовать многословную болтовню людей мне не близких, то я не буду вдаваться в подробности получасового визита миссис Барт, последовавшего за бурной сценой. Американка пыталась извиниться за свое поведение, объясняя его тем, что, когда искала своего сына, нашла его рядом с Вандой и «очень забеспокоилась». Да, вы все поняли правильно. Я была ошеломлена…